У Сократа был молодой друг по имени Евфидем, а по прозвищу Красавец. Ему не терпелось стать взрослым и говорить громкие речи в народном собрании. Сократу захотелось его образумить. Он спросил его:
- "Скажи, Евфидем, знаешь ли ты, что такое справедливость?" - "Конечно, знаю, не хуже всякого другого". - "А я вот человек, к политике непривычный, и мне почему-то трудно в этом разобраться. Скажи: лгать, обманывать, воровать, хватать людей и продавать в рабство - это справедливо?" - "Конечно, несправедливо!" - "Ну а если полководец, отразив нападение неприятелей, захватит пленных и продаст их в рабство, это тоже будет несправедливо?" - "Нет, пожалуй что, справедливо". - "А если он будет грабить и разорять их землю?" - "Тоже справедливо". - "А если будет обманывать их военными хитростями?" - "Тоже справедливо. Да, пожалуй, я сказал тебе неточно: и ложь, и обман, и воровство - это по отношению к врагам справедливо, а по отношению к друзьям несправедливо".
"Прекрасно! Теперь и я, кажется, начинаю понимать. Но скажи мне вот что, Евфидем: если полководец увидит, что воины его приуныли, и солжёт им, будто к ним подходят союзники, и этим ободрит их, - такая ложь будет несправедливой?" - "Нет, пожалуй что, справедливой". - "А если сыну нужно лекарство, но он не хочет принимать его, а отец обманом подложит его в пищу, и сын выздоровеет, - такой обман будет несправедливым?" - "Нет, тоже справедливым". - "А если кто, видя друга в отчаянии и боясь, как бы он не наложил на себя руки, украдет или отнимет у него меч и кинжал, - что сказать о таком воровстве?" - "И это справедливо. Да, Сократ, получается, что я опять сказал тебе неточно; надо было сказать: и ложь, и обман, и воровство - это по отношению к врагам справедливо, а по отношению к друзьям справедливо, когда делается им на благо, и несправедливо, когда делается им во зло".
"Очень хорошо, Евфидем; теперь я вижу, что, прежде чем распознавать справедливость, мне надобно научиться распознавать благо и зло. Но уж это ты, конечно, знаешь?" - "Думаю, что знаю, Сократ; хотя почему то уже не так в этом уверен". - "Так что же это такое?" - "Ну вот, например, здоровье - это благо, а болезнь - это зло; пища или питье, которые ведут к здоровью, - это благо, а которые ведут к болезни, - зло". - "Очень хорошо, про пищу и питье я понял; но тогда, может быть, вернее и о здоровье сказать таким же образом: когда оно ведет ко благу, то оно - благо, а когда ко злу, то оно - зло?" - "Что ты, Сократ, да когда же здоровье может быть ко злу?" - "А вот, например, началась нечестивая война и, конечно, кончилась поражением; здоровые пошли на войну и погибли, а больные остались дома и уцелели; чем же было здесь здоровье - благом или злом?"
"Да, вижу я, Сократ, что пример мой неудачный. Но, наверное, уж можно сказать, что ум - это благо!" - "А всегда ли? Вот персидский царь часто требует из греческих городов к своему двору умных и умелых ремесленников, держит их при себе и не пускает на родину; на благо ли им их ум?" - "Тогда - красота, сила, богатство, слава!" - "Но ведь на красивых чаще нападают работорговцы, потому что красивые рабы дороже ценятся; сильные нередко берутся за дело, превышающее их силу, и попадают в беду; богатые изнеживаются, становятся жертвами интриг и погибают; слава всегда вызывает зависть, и от этого тоже бывает много зла".
"Ну, коли так, - уныло сказал Евфидем, - то я даже не знаю, о чем мне молиться богам". - "Не печалься! Просто это значит, что ты еще не знаешь, о чем ты хочешь говорить народу. Но уж сам то народ ты знаешь?" - "Думаю, что знаю, Сократ". - "Из кого же состоит народ?" - "Из бедных и богатых". - "А кого ты называешь бедными и богатыми?" - "Бедные - это те, которым не хватает на жизнь, а богатые - те, у которых всего в достатке и сверх достатка". - "А не бывает ли так, что бедняк своими малыми средствами умеет отлично обходиться, а богачу любых богатств мало?" - "Право, бывает! Даже тираны такие бывают, которым мало всей их казны и нужны незаконные поборы". - "Так что же? Не причислить ли нам этих тиранов к беднякам, а хозяйственных бедняков - к богачам?" - "Нет уж, лучше не надо, Сократ; вижу, что и здесь я, оказывается, ничего не знаю".
"Не отчаивайся! О народе ты еще подумаешь, но уж о себе и своих будущих товарищах ораторах ты, конечно, думал, и не раз. Так скажи мне вот что: бывают ведь и такие нехорошие ораторы, которые обманывают народ ему во вред. Некоторые делают это ненамеренно, а некоторые даже намеренно. Какие же все-таки лучше и какие хуже?" - "Думаю, Сократ, что намеренные обманщики гораздо хуже и несправедливее ненамеренных". - "А скажи: если один человек нарочно читает и пишет с ошибками, а другой ненарочно, то какой из них грамотней?" - "Наверное, тот, который нарочно: ведь если он захочет, он сможет писать и без ошибок". - "А не получается ли из этого, что и намеренный обманщик лучше и справедливее ненамеренного: ведь если он захочет, он сможет говорить с народом и без обмана!" - "Не надо, Сократ, не говори мне такого, я и без тебя теперь вижу, что ничего то я не знаю и лучше бы мне сидеть и молчать!"
И Евфидем ушел домой, не помня себя от горя.
"И многие, доведенные до такого отчаяния Сократом, больше не желали иметь с ним дела", - добавляет историк, записавший для нас этот разговор.
